Для участвующих в торжествах было установлено 26 категорий пропусков, при входе в театр действовала самая строгая категория. Не все генералы добились чести быть приглашенными на спектакль. Вечером 1 сентября по заранее объявленному маршруту пустили свитские экипажи. Пока их приветствовали ликующие киевляне, царский автомобиль проскользнул к театру по боковой улице. Отклонился от намеченного маршрута и Столыпин. Он ехал не в примелькавшемся за три дня конном экипаже, а в губернаторском автомобиле.
В девять часов Николай II с двумя дочерьми (императрица не присутствовала из-за недомогания) и болгарским царевичем появились в ложе генерал-губернатора. Высшим сановникам был отведен первый ряд партера. Столыпин сидел в кресле номер 5 «Б» между генерал-губернатором Ф.Ф. Треповым и министром императорского двора бароном (еще не графом) В.Б. Фредериксом. Охране полагалось сидеть сзади, но генерал Курлов не командировал в Киев ротмистров Дексбаха и Пиранга – опытных телохранителей, сопровождавших премьер-министра во всех поездках. Вместо них был послан капитан Есаулов, занимавшийся в основном письменной работой. Когда до конца оперы оставался один акт, Столыпин отправил Есаулова подготовить автомобиль для отъезда и остался совсем без охраны.
В антракте Столыпин стоял, облокотившись о барьер оркестровой ямы, и разговаривал с бароном Фредериксом и графом Потоцким. В этот момент в проходе появился молодой человек в черном фраке. Он быстро подошел к сановникам и выхватил из кармана браунинг. Раздались два выстрела. По словам губернатора Гирса, «Петр Аркадьевич как будто не сразу понял, что случилось. Он наклонил голову и посмотрел на свой белый сюртук, который с правой стороны под грудной клеткой уже заливался кровью. Медленными и уверенными движениями он положил на барьер фуражку и перчатки, расстегнул сюртук и, увидя жилет, густо пропитанный кровью, махнул рукой, как будто желая сказать: «Все кончено». Затем он грузно опустился в кресло и ясно и отчетливо, голосом, слышным всем, кто находился недалеко от него, произнес: «Счастлив умереть за царя» [6] .
После выстрелов зрители замерли, как парализованные. Террорист с браунингом в руке также замешкался на несколько мгновений. Потом он побежал по проходу, но несколько человек уже пришли в себя и бросились ему наперерез. В зале творилось нечто невообразимое. Покушавшегося схватили за фалды фрака и повалили на пол. Аристократическая публика начала избивать террориста, словно толпа простонародья, поймавшая на базаре конокрада. На него набросились полсотни военных и придворных. Со всех сторон неслось: «Убейте его!» Особенно неистовствовали дамы в ложах и на балконах. Николай II вышел из аванложи, но не приблизился к раненому.
В момент покушения генерал Курлов и подполковник Кулябко находились в фойе. Кулябко говорил впоследствии, что, когда они услышали крики, «первое впечатление было, что рухнул театр от перегрузки. Под этим впечатлением я и генерал Курлов бросились в зрительный зал» [7] . Их опередил полковник Спиридович. «Я вбежал в зал, – показывал он, – по стульям добежал до министра Столыпина, бросился к схваченному преступнику и замахнулся на него саблей» [8] . Зарубить террориста полковник не смог, так как его со всех сторон обступила толпа. Тогда он встал у царской ложи, где ему, собственно, и полагалось находиться с самого начала. Обнаженная сабля Спиридовича запомнилась многим. Впоследствии по этому поводу возникло много вопросов.
Наконец жандармский подполковник А.А. Иванов вырвал покушавшегося из рук толпы и громко крикнул, что преступник взят под стражу и будет передан судебным властям. Арестованного быстро вывели из зала. Лицо его было покрыто ссадинами (публика избивала его театральными биноклями), но значительных повреждений он не получил. О продолжении спектакля не могло быть и речи. Занавес все же поднялся, и оперные певцы грянули «Боже, Царя храни!». Гимн был исполнен шесть раз. Николай II, стоя у края ложи, кланялся в зал. Воодушевленная публика, не понимая нелепости происходящего, устроила овацию.
Столыпин уже не слышал гремевшую музыку. Его вынесли в вестибюль и положили на диванчик у театральной кассы. Лейб-медик Рейн и декан медицинского факультета Оболенский остановили кровотечение, затем раненого перевезли в частную лечебницу Маковского на Малой Владимирской улице. Столыпин был ранен двумя пулями. Вторая рана была неопасной: браунинг террориста дрогнул и пуля попала в руку, прошла навылет и ранила скрипача оркестра А. Берглера. Потом судебным властям пришлось вести с ним длинную переписку, поскольку скрипач выражал полную уверенность, что покушались именно на него, а Председатель Совета министров случайно оказался рядом.
Однако первый выстрел был произведен в упор, с расстояния двух-трех аршин. Пуля раздробила ребро и попала в печень. Такие ранения медицина относила к числу тяжелейших. Получилось так, что пуля попала в орден Владимира III степени, и в Киеве это истолковали как знак свыше – ведь именно в этом городе святой Владимир крестил Русь.
Первые дни после покушения были наполнены надеждой. Утром 2 сентября Столыпин велел подать зеркало, посмотрел на себя и сказал: «Ну, кажется, я на этот раз выскочу». Врачи также были настроены на оптимистический лад. Их мнение поддержал личный врач премьер-министра Цейдлер, экстренно прибывший из Петербурга. 3 сентября чиновник особых поручений телеграфировал в Министерство внутренних дел: «Здоровье министра лучше, профессор Цейдлер очень доволен его видом, врачи, осмотрев, высказали мнение, что в настоящее время есть 90% за то, что осложнений не будет» [9] . В ночь на 4 сентября Цейдлер сделал операцию и извлек пулю, но днем было опубликовано сообщение, что в состоянии больного произошло ухудшение, хотя оснований для серьезных опасений пока нет.
Жена Столыпина – Ольга Борисовна, выехавшая из имения Колноберже Ковенской губернии, по дороге читала успокоительные сообщения о здоровье мужа. В Киеве, к ее ужасу, врачи предупредили, что надо готовиться к худшему. Столыпин все чаще впадал в забытье. В ночь с 4 на 5 сентября собрался консилиум, который констатировал: «Несмотря на все возбуждающие средства и подкожное вливание физиологического раствора соли, в деятельности сердца наступило некоторое улучшение лишь на самое короткое время. Все время применяется кислород».
Врачи обнаружили признаки брюшного воспаления: печень была задета сильнее, чем можно было предположить. По трагической случайности печень была повреждена не столько пулей, сколько осколками ордена, на который вначале возлагались спасительные надежды. Днем 5 сентября положение Столыпина было признано безнадежным. Он почти не приходил в сознание. В 10 часов 12 минут вечера сердце Столыпина остановилось.
Глава 1
Род Столыпиных
Петр Аркадьевич Столыпин происходил из старинного дворянского рода. Предположительно фамилия Столыпин была образована от прозвища Столыпа. В «Ономастиконе» [10] , то есть в списке древнерусских прозвищ С.Б. Веселовского, зафиксирован писарь Столыпа. Вероятно, прозвище восходит к глаголу «столыпаться». Согласно Толковому словарю живого великорусского языка В. Даля, этот глагол означает «бродить толпами, слоняться». Столыпой называли человека, слонявшегося без дела. Есть версия, что Столыпины являются германизированной формой литовской фамилии Столыпа, происходящей от города Сталупенен в Восточной Пруссии. Однако русское происхождение фамилии гораздо более вероятно.
При Екатерине II была составлена родословная поколенная роспись Столыпиных. Императрица даровала «Жалованную грамоту дворянству», закреплявшую привилегии благородного сословия. Но благородное происхождение требовалось доказать, после чего дворянский род заносился в родословные книги. Столыпины представили обширные выписки о службе своих предков более чем за сто лет. Имевшиеся в их распоряжении сведения нельзя считать исчерпывающими. Впрочем, представленных доказательств с избытком хватило для занесения Столыпиных в 6-ю часть родословной дворянской книги Пензенского наместничества. 6-я часть была самой почетной, предназначенной для старинного столбового дворянства. Тогда же появился родовой герб Столыпиных: «В щите, имеющем поле в верхней половине красное, а в нижней голубое, изображен одноглавый серебряный орел, держащий в правой лапе свившуюся змею, а в левой серебряную подкову с золотым крестом. Щит увенчан дворянским шлемом и короной с тремя страусовыми перьями. Намет на щите красный и голубой, подложен золотом. Щит держат два единорога. Под щитом девиз: «DEO SPES MEA», что в переводе с латыни означало «На Господа уповаю».